Ломаные ритмы

Шеф-редактор сайта Mhealth Дмитрий Сироткин приписывает себе национальный рекорд по количеству музыкальных инструментов, которые были уничтожены так или иначе при его участии.

Я МУЗЫКАНТ

Так я до сих пор представляюсь своим новым знакомым, делая вид, что профессия, которая меня кормит, — это так, временная мера. А на вопросы о музыке от старых знакомых, помнящих меня немного другим, уклончиво отвечаю: “Пока пауза, вынашиваю собственный проект”. На деле это значит, что с музыкой покончено навсегда. Любой, кто "вынашивает собственный проект" больше чем пару месяцев, в 95% случаев никогда больше всерьез не возьмется за инструмент. В моем случае - это бас-гитара, которая, кстати, сейчас лежит в багажнике моей машины. Но не в этом суть. Не так давно мне позвонил старый приятель, с которым мы не слышались уже сто лет, и, среди прочего, рассказал, что в июне дотла сгорела его дача. По стечению обстоятельств, в доме находился мой первый бас, за который я еще в отрочестве отдал приставку Super Nintendo и который продал этому парню лет десять назад. И тут меня осенило.



Подозреваю, что тут имеет место промысел высших сил: практически все музыкаль ные инструменты, попавшие ко мне в руки или прошедшие через них, ждала незавидная судьба. Все они умирали насильственной смертью, получали увечья или как минимум подвергались серьезному риску.

ГИТАРА

Свою первую гитару я получил в подарок на восьмой день рождения - это была дрянная громоздкая акустика производства фабрики "Лира", настроить которую каким-то образом мог лишь дворовый алкоголик дядя Леша.

Я в то время не проявлял к инструменту интереса, так как фанател от Фредди Меркьюри, а он, как известно, предпочитал появляться на сцене л ишь с обрубком микрофонной стойки в руках. Когда набравшегося до положения риз дядю Лешу жена вышвыривала из дома, он просил меня "сгонять за бандурой" и потом истово сипел на лавочке перед подъездом сочные частушки похабнейшего содержания. Примерно через год моей гитары не стало: будучи пьяным до последней степени, дядя Леша выпал вместе с ней из окна третьего этажа и разбился насмерть. Говорят, что когда подбежали люди, Леша все еще сжимал мертвой рукой обломок гитарного грифа.

БАЯН

Вторым инструментом в моей жизни был баян. Играть на нем я учился 7 лет, все эти годы тихо ненавидя этот инструмент. Однажды, когда все мои дворовые приятели отправились играть в войн ушку, а я - разучивать гаммы, ненависть окончательно застила мне глаза. Взяв огромные ножницы для бумаги, я в ярости искромсал ими меха баяна, решив сказать родителям, что нечаянно уронил инструмент, и он испортился. "Ты что же, с балкона его нечаянно уронил — съехидничал папа, когда при попытке достать баян из чехла тот развалился на две части. Все-таки я немного перестарался. Чуть позже я понял, что направил свои усилия не в то русло, и нужно было выламывать кнопки клавиатуры. На замену мехов баяна в мастерской моей музыкальной школы ушло всего 40 минут.

БАС-ГИТАРА

С тех пор как я впервые увидел видеозапись выступления Nirvana на фестивале Reading в 1992 году (в финале участники группы разносят сцену в щепки), моей мечтой было вот так же зрелищно погубить гитару после последней песни. Когда моя карьера бас-гитариста начала понемногу взбираться в гору, эта мечта стала навязчивой идеей, пусть и слащавый рока-попс группы, в которой я тогда играл, был далековат от оголтелого гранжа. Мой тогдашний Fender Jazz Bass бить об сцену было жаль, так что перед нашим первым мини-туром я купил за $130 корейскую бас-гитару - по замыслу, перед финальной композицией мне ее должен был подавать техник. А дальше все должно было выглядеть так: на последних аккордах под рев толпы я зрелищно крушу бас, стараясь не задеть дорогостоящие клубные усилители и микрофонные стойки.

Себе я дал зарок ломать гитару аккуратно, в этом случае ее вполне должно было хватить надолго - достаточно лишь реанимировать инструмент после концерта, и на каждом выступлении группе будет обеспечено грандиозное шоу. Для этого я взял с собой целый ремкомплект весом килограмм семнадцать, включавший в себя дрель и шлифовальную машину. Однако на первом же концерте я настолько разволновался перед этим своеобразным соло, что уже со второго удара о сцену бас треснул натри части: гриф и жалкие половинки корпуса. Публика в зале была, скорее, озадачена моим поведением, истошных криков восторга не наблюдалось, поэтому выглядел я полнейшим идиотом и неврастеникам. Столь сложному ремонту в условиях гастролей гитара не подлежала, поэтому оставалось выбросить ее останки и до конца поездки терпеть мат других участников группы, которые в гримерках и купе поездов постоянно то садились на дрель, то роняли себе на ноги мой ящик с инструментами.

ПИАНИНО

В начале нулевых судьба сделала меня сотрудником клавишной мастерской Московской консерватории, где мне однажды довелось реставрировать невероятно красивое пианино фирмы Yamaha, отделанное драгоценными породами древесины и украшенное причудливыми бронзовыми канделябрами. Увидев законченную работу, заказчица, 40-летняя бизнес-леди, восторженно прослезилась, на все лады расхваливая нашу мастерскую. В назначенный день я вместе с пианино и грузчиками прибыл к дому заказчицы. В лифт пианино не влезло, и грузчики, пыхтя и обливаясь потом, по лестнице втащили инструмент на 7 этаж. А там, в дверях роскошной квартиры, я уже обсуждал с заказчицей перспективу покупки у нашей мастерской рояля для ее загородного дома. Дотащив пианино до лестничной площадки, грузчики опустили его на пол, чтобы перевести дух. Одно из колесиков хрустнуло, инструмент накренился и покатился вниз по лестнице, набирая скорость. С оглушительным грохотом врезавшись в стену, пианино стоимостью 12 тысяч евро развалилось, как это обычно показывают в мультфильмах: полированные стенки разлетелись в стороны, обнажив чугунную раму, клавишную механику и прочее внутреннее устройство, ощетинившееся пучками оборванных струн. Ах, какое было лицо у хозяйки - вся палитра эмоций!

КОНТРАБАС

Когда моя однокурсница Ирка Петрова в сентябре 2002 года сообщила, что ее дядя-художник отдает за самовывоз контрабас, я не мог поверить своему счастью. Как бас-гитарист, я давно мечтал освоить этот интересный и сложный инструмент, но жадился на покупку собственного. Полный воодушевления, я отыскал в кладовке старый потертый бабушкин салоп, в который решил завернуть контрабас, и отправился за инструментом через пол-Москвы.

Обладатель роскошных усов и хриплого кашля, дядя встретил меня не очень приветливо. Мужчину терзало отчаянное похмелье, которое, казалось, можно было потрогать руками: настолько густой запах излишеств бил в нос прямо с порога его жилища. Он открыл дверь в одну из комнат, и я обомлел: контрабас был в прекрасном состоянии! Похоже, на нем играли всего пару раз. Очарованно прикасаясь к струнам, я не сразу разобрал, что там бубнит дядя у меня за спиной. А когда разобрал, стало понятно, о каком "самовывозе" шла речь. Дядя отдавал контрабас только с кофром, в котором он хранился, - чудовищных размеров черным шкафом с античными формами и привинченными по бокам ржавыми дверными ручками, которые усиливали тяжелое впечатление. Достаточно сказать, что я со своим ростом в 188 см мог без усилий залезть в кофр, закрыться крышкой и некоторое время чувствовать себя в нем почти комфортно. Однако мечта стоит страданий, так что я браво схватился за дверные ручки и начал прощаться.

Минут двадцать провозившись у лифта и поняв, что проклятый шкаф не влезет в кабину никоим образом, я сел на пол, закурил и начал обдумывать свое положение. Машины нет и не предвидится. Денег — 36 рублей. До дома - примерно 5-7 километров. "Буду кантовать всю дорогу!" - решил я и потащил контрабас вниз по лестнице. Нет, в моей жизни финансы всегда были в достатке и сбалансированы. Дальней шее я помню, как в тумане: оторванный косяк подъездной двери, в которую не пролезал кофр, застилающий мне глаза пот и слезы, когда я с грохотом переставлял инструмент по тротуару, обидный хохот проезжающих мимо автомобилистов (я убеждал себя, что смеются не надо мной) и, наконец, сердобольный дед на дряхлой "пятерке" с грузовым багажником, который согласился подвезти меня до дома, не взяв 36 рублей. Зато я забыл у него в машине бабушкин салоп — надеюсь, хотя бы он периодически согревает этого божьего человека.

Как и все инструменты, имеющие ко мне отношение, контрабас ждала незавидная судьба: со страху приняв пузатый корпус за врага, на него набросился доберман зашедшего в гости приятеля. Бестолковый пес уронил контрабас на пол (отчего у него отвалился гриф) и пытался загрызть корпус, оставив на нем глубокие следы клыков. Останки инструмента были вынесены на помойку. За ними через некоторое время последовал и кофр - после того как в нем на спор переночевал один из моих друзей.

СЕЙЧАС, ВСПОМНИВ ЭТИ эпизоды из моей жизни, я понимаю, что могу рассказывать подобные истории бесконечно. О том, как в аппаратной студии звукозаписи неожиданно сработала пожарная сигнализация, покрыв толстым слоем огнеупорного порошка дорогущие ламповые усилители, барабанную установку и винтажные электрогитары, которые моя группа одолжила специально для записи пластинки. Как на площади перед Большим залом консерватории мой приятель Борис Шило страшно избил антисемитски настроенного охранника смычком от виолончели, забрызгав его кровью инструмент (смычок, понятно, превратился в мочалку). Как я уронил Epiphone коллеги по группе на проезжую часть за долю секунды до того, как в это самое место приехало огромное колесо троллейбуса, не оставив гитаре ни единого шанса. Как во время службы в военном оркестре, когда мы были на гастролях в охваченной войной Чечне, боевики выпустили больше всего ракет именно по тому вертолету, в котором летели музыкальные инструменты и отвечавший за них головой я. Правда, тепловые ловушки отвели смерть в сторону.

Гитары, флейта, два альта, арфа, рояль, пианино, флюгельгорн, аккордеон, валторна, синтезатор и даже одна туба -вряд ли кому-то приходилось хоронить столько музыкальных инструментов. Может, я все же не зря в конце концов ушел в журналистику? Рукописи-то не горят.

С улицы тянет жженой резиной. Я, набирая этот текст, с замиранием сердца жду коллег, отправившихся смотреть, что там пылает. Ведь что-то подсказывает мне: огнем охвачена моя машина, в багажнике которой лежит моя последняя бас-гитара. Занавес.